Научный полк. К 77-летию Великой Победы: Выпускники КИИКСа Щукин Герман и Владимиров Борис – трагедия советских военнопленных

Одна из самых страшных страниц истории Великой Отечественной войны – это судьба советских пленных. Во времена Советского Союза эта тема была под негласным запретом. Признавалось, что некоторое количество советских солдат попало в плен, но конкретных цифр практически не было. Лишь спустя почти полвека после окончания Великой Отечественной войны в России заговорили о масштабах трагедии советских военнопленных. Более 5 миллионов советских граждан побывали в фашистских концлагерях, только около трети из них вернулись на родину.

Не вернулся из плена выпускник Казанского института инженеров коммунального строительства Щукин Герман Николаевич. Родился он в Казани 13 августа 1911 года. В 1937 году окончил КИИКС по специальности «Промышленное и коммунальное строительство» с присвоением квалификации инженера-строителя. 15 марта 1940 года был призван в ряды Красной Армии, в 112 инженерный батальон. С началом Великой Отечественной войны воевал в 115 отдельном стрелковом полку. После одного из боев под городом Ружаны Белоруссии в июле 1941 года попал в плен. Находился в лагере шталаг II D в Эльвебаккен, коммуна Алта, губерния (фюльке) Финнмар, где погиб 8 февраля 1943 года. Похоронен в г. Эльвабаккен (Норвегия).

Имя Щукина Германа Николаевича написано золотыми буквами на мемориальной плите в музее истории КГАСУ… Вечная память каждому погибшему в плену советскому солдату!  

Щукин Герман, 1937 год (фото из выпускного альбома).
Советский военнопленный Щукин Г.Н., фото с персональной карты пленного лагеря шталаг II D.
Обелиск со именами захороненных военнопленных, в числе которых фамилия Щукина Г.Н., в г. Эльвебаккен (Норвегия)

Судьба другого нашего выпускника Владимирова Бориса Захаровича (1917-1988) сложилась более благополучно. Он вернулся из плена, несмотря на тяжелейшие условия жизни в лагере. Б.З. Владимиров родился 17 мая 1917 года в Красноуфимске Свердловской области. Окончил в 1939 году Казанский институт инженеров коммунального строительства по специальности «Промышленное и коммунальное строительство» с присвоением квалификации инженера-строителя. По окончании около полугода работал преподавателем, заведующим учебной частью в Сыктывкарском строительном техникуме. 25 января 1940 года был призван в Красную Армию и направлен в г. Выборг. Служил стрелком 5-го отдельного строительного батальона пограничных войск НКВД СССР. Война застала его в Мурманской области на строительстве дороги недалеко от финской границы. Воевал сапёром сапёрной роты 101-го пограничного полка войск НКВД СССР по охране тыла Карельского фронта. Попал в плен 9 ноября 1941 года в районе Алакуртти.

Владимиров Борис, 1939 год (фото из выпускного альбома)
Карта рейдов 101 погранотряда войск НКВД, где воевал Владимиров Б.З.
Красноармеец Владимиров Борис, 1941 год

Дочь Владимирова Людмила Борисовна, кандидат медицинских наук, член Союза писателей России, сохранила семь исписанных общих тетрадей, где ее отец пишет о войне и лагерной жизни. Некоторые выдержки в редакции Людмилы Борисовны мы приведем в этой публикации:

«…26 июня им приказали отходить. Шли «за горный кряж», «до цепочки озер, соединенных между собою перемычкой», успели уйти в лес до взрыва перемычки, видели колонну немецких танков «с той стороны озер», отрезавших «клин с нашими заставами». Бомбежки с «самолетов-штурмовиков», пулеметный обстрел – «первое боевое крещение». Пишет о нападении «на один из прифронтовых немецких аэродромов»: «Так же, как и в предыдущей операции, с фланга проникли в тыл врага. С большой осторожностью подобрались к аэродрому и глубокой ночью с нескольких сторон напали на него. Основным оружием служили бутылки с самовозгорающейся жидкостью, противотанковые гранаты. В разных концах площадки горели, как факелы, самолеты противника, а мы уже неспешно отходили к своей территории. Опять поразительный успех. Его хотелось повторить. Всем. От генерала до солдата».

Пишет о финских дозорах – «кукушках», снять один из них из трехлинейки удалось ему, призеру еще студенческих спартакиад по стрельбе. О наших «секретах» на болотах, бывало – «по горло в воде», «по несколько суток, трясясь от холода и сырости, питаясь консервами и сухарями. Пили болотную воду. Огонь зажигать было нельзя». Пишет о разных операциях, по сути, в окружении, о потерях. И – о последней неудаче в ноябре под Алакуртти, где были взяты в кольцо в тридцать метров. Похоже, не случайно: противник знал о них… Пытались прорваться, попали в плен. «Опыт скрытного продвижения у нас был уже большой. И в этот раз мы продвинулись глубоко в тыл к немцам, почти к самому Алакуртти. Вдруг – задержка. Среди солдат слух: исчез писарь одного из батальонов. Солдат, призванный в Западной Украине. Командование, посовещавшись, решило продолжить операцию». Операция закончилась пленом для 16-ти человек. Я недаром выделила два предложения. Кто мне докажет, что не писарь этот виновен в гибели товарищей отца, в том, что пришлось ему и другим, попавшим в плен, вынести?

К вопросу о «солдатской каше», которую отец, будь он жив, не разделил бы с такими «писарями»: «Обеденная бурда, – вспоминает отец, – варилась из заготовленной в начале зимы кормовой брюквы. Выкапывали замерзшую, в земле, привозили и сваливали в бурты на площадке напротив кухни. Вечером дежурная группа киркует мерзлую брюкву и заваливает в котлы, заливая водой. Вместе с ней в котел попадают земля, мусор, остатки ботвы. За ночь брюква оттаивает. Под утро ее моют – залили воду, отчерпали грязь несколько раз. Но так всю грязь не удалить. Ее остатки и достаются последним в очереди за получением "супа". Кто же последний? Больной. Ослабевший…».

«Вся система была такая, что если пленный начинал слабеть, то чем дальше, тем хуже. Он волей-неволей постепенно скатывался на грань жизни и смерти. В таком положении оказался и я: питание только лагерное, белья нет, гимнастерка и брюки пропитаны гноем, тело – сплошная короста». Потому что «был на подозрении у немцев. Как так – инженер, а не коммунист? Поэтому вне лагеря меня работать не пускали. А это значит – существовать впроголодь. Только лагерный паек: 250 гр. хлеба на сутки, утром – ячменный кофе и 10 гр. маргарина. В обед – баланда из брюквы, иногда с битой на фронте мороженой кониной. Ужин – остаток от завтрака и обеда. Меня спасала только товарищеская помощь наших пограничников.

Едва ли не большее мучение мы испытывали от грязи телесной, невозможности помыться, завшивленности. Смены белья нет. Брюки, гимнастерки стоят на тебе колом из-за грязи. Вечерами наша печка из бочки, раскаленная докрасна, превращалась в вошебойку. Снимет с себя рубаху тот, кто пробился к печке, и трясет ее над ней, только треск раздается. Однако не все насекомые погибают. Значительная часть разбегается, находя себе нового кормильца. Ночью тело расчесывают до крови, смешивая ее с грязью. Вот и – фурункулы, коросты. Утром же обычная картина: ополоснул лицо остатками вчерашнего "чая" и – бегом на построение. Поверка. Получение завтрака. Чтобы не получить очередную порцию палок от полицаев, нужно спешить. Эти "стражи порядка" стоят, образуя коридор в проходе между основной, служебной зонами и площадью перед кухней, где проводится поверка».

Каждого из отстающих при построении полицаи "угощают" палками. А кто же были полицаями? Описывая лагерь Парккино «у самого северного города Финляндии – Петсамо», отец свидетельствует: «С западной стороны к лагерю примыкал участок со зданием лагерной комендатуры и казармой. Здесь был служебный вход в лагерь, охраняемый бывшими военнопленными, давшими согласие служить "верой и правдой" немцам. Большинство из них были жителями Западной Украины».

Владимиров Борис сменил не один лагерь, больше года он находился в лагере близ Алакуртти, около двух – в Парккино близ Петсамо. В июне 1944-го Советская Армия разгромила карельскую группировку немецких войск, освободила большую часть Карелии, г. Выборг. В сентябре-октябре была выведена из строя союзница Германии – Финляндия. Немцы бежали в Норвегию, уводя с собою пленных. Вот как он описывает последние дни в Парккино: «Там был сущий ад. Для нас он был радостен. Все основные немецкие коммуникации подвергались усиленной бомбежке и днем, и ночью. Объекты, судя по результатам бомбежки, тщательно разведывались заранее. Наиболее интенсивно бомбились подразделения и базы, оснащенные техникой. Немцы прятались в щели, большинство из нас оставалось наверху и радовалось, что разведданные у нашего командования были хорошие. Во всяком случае, кругом нашего лагеря рвались одна бомба за другой, а внутри него не упало ни одной. Однажды ночью нас построили в колонну по четыре и повели. Начался марш от Петсамо почти до Нарвика. На наше счастье морозы не спускались ниже 10 градусов. Режим марша был достаточно жестким. Переходы по 30-40 км в день. Отдых на обед полтора часа и ночлег в какой-либо котловинке. Мы ложились на землю, подстилая что-нибудь. Охрана располагалась вокруг на возвышенности. Ночью пленным вставать запрещалось под угрозой расстрела. Много погибло при этом переходе, погиб и Дмитрий, напарник по колонне. Обессилевший, он был пристрелен конвоиром. Прибыв в лагерь местечка Ляля, поначалу жили в землянках на два, три человека, материал – сосновые ветки и дерн. Отапливать нечем, поэтому их мастерили высотой 40-50 см. Заберешься в такую нору, надышишь и до утра – в полузабытьи».

«Этот день никто из нас забыть не сможет…» Так начинает отец запись «Конец войны». И продолжает: «Утром 2 мая 1945 года к нам приехали какие-то военные в незнакомой нам форме. – Полковник норвежской армии, представитель Комиссии по перемирию от норвежского командования, – представился он нам. – Сегодня нам стало известно, что Гитлер покончил самоубийством. Германия признает себя побежденной. Немецкие войска в Норвегии капитулировали. Их подразделениям приказано находиться в пределах строго ограниченной территории. Контроль за соблюдением условий дислокации немецких частей будут осуществлять службы норвежской армии. Русским военнопленным предоставляются права свободного перемещения по стране, пользование транспортными средствами, радиоприемниками. Вам необходимо избрать из своей среды начальника лагеря и его заместителя. Руководству лагеря желательно в ближайшие дни прибыть в г. Нарвик к представителю Советского Союза».

«… 5 сентября 1945 года отец получил «маленькое мобилизационное удостоверение Мурманрыбстроя». «Я – полноправный гражданин, участник послевоенного обновления Родины! Первое поручение – восстановление разрушенного при бомбежке хлебозавода». К лету 1946 года завод был восстановлен, начался монтаж оборудования, а отец, получив отпуск, выехал в Буинск (родина моей мамы) за нами: мамой, бабушкой и мною. До 2 июля 1947 года мы жили в Мурманске. Отец, работая прорабом, потом – старшим прорабом, строил жилые дома, а «в суровое зимнее время» участвовал в проектировании, создав «инициативную группу проектирования, организации строительства и производства работ». Получил предложение «работать в аппарате треста – в производственно-техническом отделе». Но «военные трофеи» – туберкулез, другие болезни – привели к переводу на юг. Сначала в Измаил, потом в Одессу. Восстанавливал, строил порты, заводы, жилые дома. Он – начальник участка Одесского Строительного управления Главрыбстроя, в который входили строительные площадки Измаила, Белгорода-Днестровского, Вилково, Одессы; старший инженер Черноморской Нормативно-Исследовательской станции Министерства Морского флота (1950-1953), а затем ее начальник (1953-1957). В 1957 году был приглашен и.о. доцента кафедры «Организация и экономика строительства» Одесского инженерно-строительного института (ОИСИ). 31 октября 1959 года решением ВАК был утвержден в ученом звании доцента. Заведовал кафедрой организации и экономики строительства, защитил диссертацию, 6 апреля 1973 года ему присуждена ученая степень кандидата технических наук. Десятки научных, педагогических работ, изобретений, рацпредложений, методразработок на счету Владимирова Бориса Захаровича. Тысячи подготовленных специалистов, которым отданы время, силы – жизнь».

… Советское руководство считало каждого солдата и офицера, сдавшегося в плен, чуть ли не дезертиром. А естественное стремление людей выжить любой ценой воспринималось как предательство. Владимиров Б.З. всю жизнь страдал из-за того, что был в плену. Казнил себя, хотя совершенно очевидно, что в создавшейся ситуации альтернатива была одна: неподчинение приказу своих офицеров и немедленная гибель. Себя и оставшихся в живых товарищей – безоружных, раненых, измученных, в кольце с радиусом в 30-40 метров вооруженных до зубов немцев…

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 11 марта 1985 года Владимиров Борис Захарович был награжден Орденом Отечественной войны II степени «за храбрость, стойкость и мужество, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, в ознаменование 40-летия победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов». Через три года, 28 августа его не станет…

На заглавном фото: Владимиров Борис Захарович с супругой Ивановой Татьяной Андреевной. Одесса, 1949 год

Информацию предоставила
Э.З. Гильмутдинова, директор музея